Эту вазу, где гибнет вербена,
чей-то веер задел ненароком.
Был так легок удар, что мгновенно
все о нем позабыли... до срока.
Но щербинка, невидная глазу,
на кристалле задетом осталась -
и, длинней становясь час от часу,
вазу медленно опоясала.
И вода, точно слезы бессилья,
на пол капля за каплей стекала,
лепестков перебитые крылья
все грустнее и ниже свисали.
Я на вазу смотрю. Невозможно
разглядеть, что беда в ней сокрыта,
и никто мне не крикнет тревожно:
"Не касайтесь - она же разбита!"
Ах, как часто любимые руки
задевают сердца незаметно,
по незнанию или от скуки!..
Но ничто не проходит бесследно:
сердце помнит и копит обиды,
и себя разрывает на части.
Как вербена из вазы разбитой,
погибает цветок нашей страсти.
Не дано нам проникнуть глазами
к сердцу, что сетью трещин покрыто,
что кровавыми плачет слезами.
Не касайтесь! - оно же разбито...
Сюлли-Прюдом
чей-то веер задел ненароком.
Был так легок удар, что мгновенно
все о нем позабыли... до срока.
Но щербинка, невидная глазу,
на кристалле задетом осталась -
и, длинней становясь час от часу,
вазу медленно опоясала.
И вода, точно слезы бессилья,
на пол капля за каплей стекала,
лепестков перебитые крылья
все грустнее и ниже свисали.
Я на вазу смотрю. Невозможно
разглядеть, что беда в ней сокрыта,
и никто мне не крикнет тревожно:
"Не касайтесь - она же разбита!"
Ах, как часто любимые руки
задевают сердца незаметно,
по незнанию или от скуки!..
Но ничто не проходит бесследно:
сердце помнит и копит обиды,
и себя разрывает на части.
Как вербена из вазы разбитой,
погибает цветок нашей страсти.
Не дано нам проникнуть глазами
к сердцу, что сетью трещин покрыто,
что кровавыми плачет слезами.
Не касайтесь! - оно же разбито...
Сюлли-Прюдом
Медитирую, глядя на ластэфэмовские аватарки. Мне безумно нравится эта.